Когда ищут какую-то визуальную эмблему, образ  Перми, то обычно берут стрелу колокольни Спасо-Преображенского собора. Он стоит на вершине холма над Камой. А Кама - это граница. Один из писателей Перми, живший в середине 19 века, советовал всем, приезжавшим в город прогуляться по набережной, по Соборной площади с томиком Фенимора Купера в руках.

Синие уральские закамские дали напоминали ему о девственных местах Дикого Запада в Северной Америке.

Этот собор со стороны Мотовилихи увидел Пастернак, когда в 1916 году он приехал в Пермь. Позднее гиперболизированный образ собора на вершине холма перекочует в роман "Доктор Живаго". И сейчас этот Храм - главное место жизни города, только уже не религиозной, а культурной.

Здесь размещается Пермская художественная галерея, а под куполом этого собора находится уникальнейшая коллекция пермских деревянных богов. Это явление совершенно удивительное. Образы невероятно выразительные, правдоподобные. Интересно, что когда на выставку приходят медики, то они говорят чем болел тот или иной человек. Ведь резчики создавали свои творения с простых людей-натурщиков. Христос из Соликамска (на зеленом фоне) - это самая высокая нота коллекции. Удивительное мастерство безимянного  художника, вложившего в деревянную скульптуру свою душу. Поразительно живые взгляды у образов. Причем при смене освещения меняются выражения лиц. Лики становятся то суровыми, то добрыми. Памятник "Христос в темнице" - один из самых выразительных. Столько мысли и чувства - это момент накануне казни. Напоминает знаменитую картину "Христос в пустыне".

Невероятная резная арка с радостными ангелами над ним. Как в древнерусском искусстве настоящее сходится с будущим. Если человек стоит долго перед этим образом, то чувствует некое воздействие. Может быть это магия, вложенная в образ художником, а вернее любовь.

Судьба  поэта Бориса Пастернака оказалась тесно связана с Уралом. В начале 1916 года в поселок Всеволодово-Вильва ("виль-ва" в переводе с пермяцкого означает "свежая вода") Пермского края в дом Бориса Збарского, служившего управляющим имением и уральскими заводами  вдовы Саввы Морозова, приехал погостить Борис Пастернак. Савва Морозов перекупил завод у Демидова. По приглашению Морозова здесь гостил уже тяжело больной Чехов. Это было в 1902 году. И вот по приглашению Збарского в 1916 году в течении полугода здесь гостил молодой Пастернак. Збарский был еще и талантливым ученым-химиком, он позднее примет участие в бальзамировании тела Ленина. За что его сын назовет отца жрецом главного советского культа. Жена Збарского Фанни была душой компании. Сейчас в этом доме, на крыльце которого запечатлено семейство Збарского и Пастернак, создан музей поэта. Во Всеволодово-Вильве также происходят некоторые действия романа "Доктор Живаго".

Пастернаку было 26 лет и тогда он еще был, называя вещи своими именами, никем. Хотя и издал уже одну книгу своих стихов которая не принесла никакого успеха и ничего не обещала. Он занимался философией, но бросил, предпочтя литературу. До этого занимался музыкой, но и музыка не состоялась. И в 26 лет Пастернак впал в депрессию. Но случился в его судьбе Урал. И поездка на Урал, ставшая для Пастернака встречей с Россией,  все перевернула в его судьбе.  Это была Россия не столичная, не дачная-пригородная, а настоящая, первозданная, суровая.

В народной культуре много мудрости, продиктованной совершенно прагматическими вещами. Совсем другое отношение, многое кажется странным или непонятным порой. "Здешний быт, климат, природа, здешнее препровождение времени  мое и мои занятия - все это настолько далеко от Москвы, настолько далеко и несходно", - напишет Пастернак родителям и дальше многозначительно добавит: "Я настолько себя в другом лице здесь чувствую".

Фото Всеволодово-Вильва.  Дом Збарского - музей Пастернака

Во Всеволодово-Вильве Пастернак нередко набрасывал свои стихотворения на заводских конторских бланках. Там был написан Марбург. Стихотворение, определившее его поэтический гений.

"Я вышeл нa плoщaдь.

Я мoг быть сoчтeн

Втopичнo poдившимся.

Кaждaя мaлoсть

Жилa и, нe стaвя мeня ни вo чтo,

В пpoщaльнoм знaчeньи

свoeм пoдымaлaсь."

Тема коня, лошади, бега часто присутствует в творчестве Пастернака. Его самого сравнивали с конем. Вытянутая физиономия, пухлые губы, большие выразительные глаза. Об этом писала Ахматова: "Он сам себя сравнивши с конским глазом..." Робкая пугливость, чуткость, вздрагивающие ноздри, готовность к бегу постоянно. А Цветаева писала, что Пастернак похож разом и на араба и на коня. То есть конь - ключевой символ его жизни. Подростком в 13 лет будущий поэт, пытаясь оседлать коня, упал с него, сломал ногу в бедре и на всю жизнь остался с хромотой. С этого момента началась  творческая биография. Это падение, эта неудача была каким-то комплексом у него. Ему надо было обязательно оседлать коня в прямом и в переносном смысле, то есть достичь чего-то. В 1916-м году здесь на Урале Пастернак начинает разъезжать по окрестностям верхом на лошади,  описывая родителям с восторгом, сколько он верст проехал. Это была гордость человека, взявшего какой-то мощный барьер.   Он оседлал коня здесь! Этим все сказано.

На Мотовилихинском заводе есть такой артефакт - часть  огромного молота 1875 года постройки  в виде усеченной пирамиды. Эти заводы обеспечивали русскую армию артиллерией на протяжении столетия. А эта пирамида так и осталась, проседая постепенно в землю на 2 см в год. С Мотовилихи начинается пермский текст Бориса Пастернака. В его повести "Детство Люверс" героиня девочка Люся, живущая на том берегу Камы, просыпается гночью и видит на другом берегу скопище огней, гудение как будто пчелиного улья. Девочка испугалась, но отец ей сказал: "Не бойся, это Мотовилиха". И это Слово - такое доброе - успокоило девочку. А, ну раз Мотовилиха, то все в порядке.

"Дорогой отец, я боюсь. Мне страшно, что пока я свободно располагал своими желаниями, шли годы, они шли мимо меня, и я не замечал, как они нагромождаются. Если бы я следил за этой работой времени, я одумался бы и перестал откладывать исполнение своих  желаний, но я не видел что происходит." Май 1916 года.

Фото Дом чайного короля Грибушина

В Перми есть особняк чаеторговца купца Грибушина. Главное в судьбе этого дома сюжет литературный и сюжет символический. Именно это здание стало прообразом странного архитектурного объекта в романе "Доктор Живаго". Это дом с фигурами. Когда литературный герой Пастернака доктор Живаго увидел в читальне Ларису, но не решился к ней подойти, а потом увидел оставленный читательский билет, на нем был адрес, который очень странно прозвучал: "Купеческая напротив Дома с фигурами". Дом с фигурами в Юрятине-Перми было самое красивое здание. И когда Живаго впервые видит его, то его поражает нечто странное в этом доме, потому что он украшен женскими лицами, как будто все женское население дома высыпало на балкон и смотрит вниз. Сейчас облики не соответствуют первоначальным. А первоначально лица лепились с дочери Грибушина. И эти маски повторяли ее лицо, начиная с возраста 7 лет и  кончая 18 годами. То есть в этих масках запечатлевалась история взросления дочери. Мотив женской судьбы, женской доли всегда бередил Пастернака.

В Перми установлен памятник поэту,  пермяки собственно считают Пастернака своим. Из романа "Доктор Живаго": "Когда Юрий Андреевич впервые попал на эту площадку, он готов был поклясться, что это место с камнями совсем не природного происхождения, а носит следы рук человеческих. Здесь могло быть в древности какое-нибудь языческое капище неизвестных идолопоклонников, место их священно действий и жертвоприношений".  Это место произвело на поэта неизгладимое впечатление.  Урал - он подземный, он Бажовский. Можно сказать, что Пастернак - лирический предшественник Бажова. В струю его Пастернака ощущений Урала влился элемент языческой жути. В романе он описывает сцену расстрела партизан, там  на вершине Шихана описывает площадку уставленную по периметру каменными глыбами.  Он интуитивно ощутил магию подземных глубин Прикамской части Урала, связанную с язычеством с многочисленными легендами о чудском народе, который ушел под землю, не приняв христианства. Таинственная чудь.  И с язычеством связаны образы пермского звериного стиля, навевающие такую мощь. Сплетение архаической жути с ощущениями подземелий Среднего Урала  очень характерно в целом для Пермского края.

Пермь вспоминалась Пастернаку, как убежище, где можно собрать себя. Внести строй в сумятицу пережитого. И что важно Пермь поминается как хранилище языка, живого, провинциального. У Пастернака ведь и Иисус - провинциал из галикийской глубинки. Из той же пермской глубины доносится финальный аккорд "Доктора Живаго":

"Я в гроб сойду, и в третий день восстану,

и как сплавляют по реке плоты,

ко мне на суд, как баржи каравана,

столетия поплывут из темноты".