Уходим мы без возвращенья

В глубины памяти страны,

Изъятые из обращенья,

Как золотой запас казны.

.

.

.

.

Леонид Леонидович Оболенский - кинорежиссер и актер, журналист и педагог, солдат, монах  и зэк -  прожил долгую и трудную жизнь по которой можно изучать историю России ХХ века.  Он родился в 1902 году в Арзамасе Нижегородской губернии. Много лет жизни он провел на Урале.  С 1956 года  после реабилитации жил в Свердловске,  с 1962 года работал на Челябинском областном телевидении, с 1972  и до конца жизни в 1991 году -  в Миассе.

Высокий, худощавый, подтянутый, живые карие глаза, седые усики,  на лице паутинки времени - десятки мелких морщин. Элегантный (на шее всегда бабочка), благородный.  Таким запомнился Леонид Оболенский тем, кому посчастливилось познакомиться с ним на Урале в Челябинске и Миассе, где он жил. О нем с восторгом говорили как о кладезе знаний. Оболенский кинорежиссер и преподаватель ВГИКа работал на областном телевидении, руководил киностудией. Это был человек с очень непростой судьбой.

В Великую Отечественную войну Оболенский ополченцем ушел на фронт. Отстав при отступлении от своей части, попал в плен. Там его отправили на принудительные работы, что позже органами НКВД было квалифицировано как “работа на фашистов”. Трижды он бежал из фашисткого плена. Но только в последний раз побег удался, после  долгих скитаний оказался в Молдавии, где его, больного, подобрали монахи. Леонид стал иноком Лаврентием и пробыл в монастыре до октября 1945-го. За якобы сотрудничество с немецкими оккупантами был осужден на 10 лет лагерей. Строил железную дорогу Салехард – Игарка. Негативный шлейф клейма “врага народа” тянулся за ним всюду. В тень этого шлейфа попадали люди, не бравшие во внимание нравоучений партийных органов и воспринимавшие Оболенского как человека энциклопедического образования и многогранных дарований. Леонидыч, так по свойски величали его друзья и знакомые, обладал удивительным даром обаяния, огромной мощности биополем, притягательной силе которого сегодня поражались бы экстрасенсы.

В одном из фильмов Оболенский сыграл старика, коллекционирующего настенные часы. В кадре их было множество – разных размеров, форм. Все это тикало, звенело, куковало, и было ощущение, что седовласый старец, ухаживающий за этими часовыми механизмами – настоящий хранитель времени. А по сути, Оболенский сыграл самого себя, ибо он и был его хранителем. В нем сконцентрировалась, казалось, целая эпоха.

Незаурядный чечеточник в московском театре, гибкий эксцентрический актер. Ближайший сотрудник Льва Кулешова, “совративший” в кинематограф Сергея Эйзенштейна. Умелец, который  первым привез из Германии аппаратуру для звукового кино и стал первым советским звукооператором. Оболенский танцевал с Марлен Дитрих. А на склоне лет он сыграл  десятка два ролей в кино и получил на фестивале в Монте-Карло “Золотую нимфу” за лучшую мужскую роль.

“Потребность отдавать любовь, ласку, заботу, себя рождается более сложными струнами души. Поэтому эта потребность более “счастливоносна”. От себя зависит! Вот почему отдавание любви и есть созидание счастья”.

“Никто не уговорит меня, что счастье съедобно, как сладкий пирог. Воздушный, но съедобный. Нет, тысячу раз нет! Счастье – это когда я могу поделиться с кем-нибудь моим, неповторимым миром, отдать эту частицу. А если не возьмут? Ну и пусть! Радостно отдать”.

Судьба испытывала его и он становился мудрее. Ломали – не ломался, унижали, а он делался только выше. И все вокруг освещал. “Мир сотворен по законам красоты! Любуйся? Нет! Ведь творение не прекращается! А значит, можно участвовать в нем, если осознаешь эти законы”.

“Мы живем в мире слов, а не вещей, не чувств, не поступков. А только в их оценках. Словами подменяем все: и сердце и головы”. “Когда говорят о Воле, это не значит, что в тебе сидит какая-то безличная сила на букву В (ведмедь). Это то, сто есть у каждого – деятельная сторона ума и чувств ”.

“Каким бы не был характер, врожденный или воспитанный, на пути решения вставших перед ним “вечных вопросов” – все упирается в одно обстоятельство: “Ты не один”. И вот тут-то возникает необходимость прикоснуться к самому сокровенному, глубинному: культуре моей и общества, в котором живу. И вырастить в себе эту культуру.

Научиться культуре нельзя. Это не предмет, а накопление опыта и раскрытие себя в себе и во всем. Это… волноваться и осозновать. Способом соучастия в творчестве. И услышанное увидеть, увиденное услышать и уметь рассказать, написать, нарисовать, раскрыть сокровенный смыслТак постепенно вырабатывается культура речи, самостоятельность оценки, приобщенность в поведении. Вот и получается, что культура – это единый процесс созидания и освоения духовного богатства в творческой потенции людей. (а не в болтовне)”

В последние годы жизни Оболенский опять был в опале. На него, переступившего порог старости, обреченного на инвалидную коляску, вновь возбуждено уголовное дело как “изменника Родины”. В октябре 2005 года оно было прекращено за отсутствием состава преступления. Л.Л.Оболенский полностью реабилитирован.

“Страх. Он не фатален! Источник страха – информация об опасности. Постоянное ожидание подвоха и лжи. У одних – уход из опасной зоны. У других – срочная мобилизация средств к защите. У третьих инстинкт самосохранения низведен до мольбы о пощаде. Страх затормаживает “ориентировочный рефлекс” (потребность понять:  “А что это такое?) Вот так. НЕ БОИСЬ!”

“Кристалл – первое проявление упорядоченной структуры: если на него  подать ток – он светится. (От частицы к волне. Общая теория систем). А если добавить электрон, он светится радугой.

Человек – весьма упорядоченная структура. И если ему дать ток, двинуть, приложить усилие, то он будет “светиться”. А если полюбить (дать ему частицу себя!), он станет радугой! Давай творить радугу!”

“Живите с Богом, трудом и истиной… Жизнь не рынок, где ничего даром не дается. Ведь дружба – это привязанность не расчетом, а умом. Давайте ее даром. Если сердцу претит – беги. Разум не велит тоже! Ну, а труд не суета. Не ломка сил, а спокойное делание того, что надо людям. И себе. Не гонитесь за словом. Это лишь начало. А дело – сердцевина. Только не ждите его, по случаю, ищите сами. Иного завета и лучшего дать не могу. С ним живите. И любовь придет”.

“Помни: прикосновение к тому, что в ином мире, сфере другого пространства и времени делает тебя либо вестником, либо, если то была лишь игра, покинутым, одиноким и… не нужным. Как игра с огнем: либо светить, либо сгореть… не согрев”.

“Я не знаю, разразится ли “катаклизм”, - это вне меня. Но я знаю твердо, что если он разразится, то ты уцелеешь. Потому что уцелеют “призванные”. “Призванные” поверят в себя и в силы, которые их сохранили, чтобы жить. Это им начинать снова! И ты – иже с ними”.